Никто из прохожих в переулке не понял сразу, что не так. Сначала они просто заметили девочку

Никто из прохожих в переулке не понял сразу, что не так. Сначала они просто заметили девочку — белокурую, в ажурных носочках и платье, словно с утренника. Стояла у края тротуара, аккуратно сложив руки перед собой. Ветер играл подолом её одежды, а она не двигалась. Ни слёз, ни крика.

Марина Сергеевна, пенсионерка с третьего дома, прищурилась и приостановила тележку:

— Ребёнок чей-то… Чего это она тут?

Девочка не реагировала на вопросы. Несколько человек подошли ближе. Кто-то предложил дать воды, кто-то уже тянул телефон, чтобы позвонить. Но девочка стояла, как статуя. Только губы шевелились, и вдруг она прошептала:

— Они позвали меня.

— Кто, милая? — наклонилась к ней женщина в синем пальто.

— Голоса… они велели мне уйти.

Слова прозвучали слишком чётко, как будто их заранее заучили. Один из мужчин, Дмитрий Петрович, не дожидаясь развития ситуации, набрал 112. Объяснил, что нашли ребёнка, который говорит странные вещи. Через 10 минут на место приехал участковый — Артём Павлович, молодой, с серыми глазами и тяжёлым взглядом.

Он присел перед девочкой на корточки, мягко улыбнулся:

— Привет, я Артём. А ты как зовёшься?

Девочка посмотрела прямо ему в глаза. Холодные, ясные, как стекло.

— Я теперь Лада. А до этого… уже не помню.

— Лада, а ты знаешь, где твои мама и папа?

— Они остались в доме. Голоса сказали, что мне нужно уйти. Один сказал — срочно. Другой — тихо, чтобы никто не слышал. Я шла, пока не остановилась здесь.

— В каком доме ты жила?

Она указала рукой в сторону конца улицы, где стоял обшарпанный, но обитаемый особняк. Тот, что всегда казался пустым, но где по вечерам горел тусклый свет в одном окне.

Артём посерьёзнел. Девочка явно не была в запущенном состоянии — чистая, аккуратная, волосы заплетены. Но говорила она слишком спокойно. Слишком отстранённо. Как будто повторяла чью-то речь.

Он связался с диспетчером, чтобы проверить адрес и направить патруль по указанному направлению. В это время девочка села прямо на асфальт и начала тихо напевать песню — старинную, почти колыбельную, но на странном, искажённом наречии. Пожилая женщина рядом зажала уши:

— Что это она поёт? У меня мороз по коже…

— Лада, ты что за песню знаешь? — вновь спросил Артём.

— Это они поют. Я просто повторяю. Они шептали ночью. Через стены. Через подушку. Даже когда телевизор был включён…

Её голос дрожал не от страха — от возбуждения. Она, казалось, гордилась тем, что слышит то, чего другие не могут.

Подъехал второй наряд. Один из офицеров подошёл к Артёму, шепнул:

— По адресу, что указала девочка — пусто. Соседи говорят, жильцов не видели несколько дней. Дверь была приоткрыта. Внутри… странно. Всё как будто заброшено, но свежая еда на столе. И детские рисунки везде. На стенах, на полу, даже на потолке.

Артём снова взглянул на Ладу. Та смотрела в небо, улыбалась, как будто разговаривала с кем-то глазами. Он наклонился ближе:

— Кто тебе сказал уйти?

— Их трое. Один с лицом, как у папы. Другой — как у кошки. А третий… у него нет глаз, но он всё видит. Он сказал, что скоро они придут и за вами.

Прохожие начали отступать. Кто-то перекрестился. Кто-то бросил бутылку воды и побежал прочь.

А Лада продолжала сидеть, качаясь из стороны в сторону, будто ждала продолжения спектакля, который только что начался…
Полицейские решили не рисковать: Ладу посадили в патрульную машину, а Артём Павлович остался у дома, на который она указала. Снаружи он выглядел безобидно: облупившаяся краска, ржавая решётка на веранде, заросший палисадник. Но внутри…

— Всё это… неправильно, — пробормотал лейтенант Кузьмин, оглядываясь.

— Такое ощущение, что жильцы исчезли буквально пару часов назад, — добавила оперативница Анна. — Вот, посмотри: на столе ещё тёплая каша, чашка с липовым чаем, плед на диване слегка смят…

— И рисунки… — Артём подошёл к стене. — Что это?

Детские каракули вели из одной комнаты в другую, сцепляясь в неразрывную цепочку. Везде: на стенах, полу, даже на стеклянных поверхностях. Чёрный маркер, иногда красный, будто краска… хотя кое-где было что-то странно тёмное, с засохшей коркой, как кровь.

На рисунках — существа. Высокие, вытянутые, с длинными пальцами. Без лиц. Некоторые с вытянутыми головами, у других вместо головы — просто круг с крестом посередине. Один рисунок особенно врезался в память: маленькая фигурка девочки, стоящая на фоне открытой двери, а за ней — тень, с глазами, как два фонаря.

Артём не знал, почему его так тронул именно этот образ. Он смотрел на него, и у него внутри росло ощущение, будто он это уже видел. Или… вспомнил?

Он шагнул в детскую. Всё было идеально: аккуратно заправленная кровать, мягкие игрушки на полках, лампа в виде единорога на прикроватной тумбочке. Но в углу комнаты стоял странный деревянный ящик. Без крышки, со следами когтей на краях. И запах… лёгкий, почти неуловимый — как мокрая земля и ладан.

Артём потянулся к нему, но вдруг услышал шорох за спиной. Обернулся. Пусто.

— Вы слышали? — спросил он через рацию.

— Что именно?

— Кто-то шепчет. Прямо здесь, в комнате.

Пауза. Потом голос Анны:

— Мы на кухне. Тут тихо.

Артём медленно подошёл к двери, ведущей в подвал. Она была приоткрыта. Оттуда тянуло сыростью и чем-то ещё… почти металлическим. Он включил фонарик и начал спускаться по скрипучей лестнице.

Внизу — каменный пол, стены покрыты плесенью, старая мебель. И посреди помещения — круг, нарисованный мелом. Внутри круга — те же символы, что на стенах, только чётче и… будто выжженные. Он шагнул ближе и увидел на полу детскую пижаму — свернутую аккуратно, как будто её кто-то только что снял.

Внезапно фонарик мигнул. Артём замер. Тишина. Но потом он снова услышал голос.

— Артём… ты ведь не уйдёшь?

Он обернулся резко, луч фонаря выхватил только пустую стену.

— Кто здесь?

— Мы давно с тобой. Мы звали тебя, помнишь?

Голос был детский, но не Ладин. Слишком глубокий, искажённый, будто из колонки с треснувшей мембраной.

— Ты ведь тоже слышал нас в детстве. Ты просто забыл.

Сердце колотилось в груди. Он вспомнил, как в семь лет стоял у окна и шептал в темноту. Вспомнил, как рисовал на стенах… и мать тогда отшлёпала его и сожгла рисунки. Он забыл, вытеснил. Но что, если… не всё было игрой?

Он выбрался наверх, руки дрожали. Девочка. Лада. Надо снова поговорить с ней.

⸻

В участке Лада сидела за столом, елозила пальцами по пластиковому стаканчику с какао. Рядом сидела психолог Татьяна Львовна, пытаясь наладить контакт.

— Лада, расскажи, кто эти… голоса?

— Они старые. Очень старые. Они жили под полом, когда я ещё не родилась. Они приходят к тем, кто может слышать. Мама их не слышала, поэтому её увели.

— Куда увели?

— Туда, где не страшно. Где тишина. Но папа боялся. Он кричал на меня. Они не любят, когда кричат.

— Лада, а что было в подвале вашего дома?

Девочка посмотрела прямо на неё. Её глаза вдруг стали почти взрослыми.

— А вы разве не знаете? Вы ведь тоже их слышали, правда?

Татьяна побледнела.

— Я… что?

— Вы же в детстве прятались под кроватью. Помните, как скрипел шкаф, когда вы засыпали? Это они вас искали.

Татьяна встала, не дожидаясь окончания разговора, вышла из комнаты. Лада осталась одна. Она снова начала петь ту странную песню.

А камера наблюдения, установленная в углу потолка, на несколько секунд передёрнулась помехами, а потом снова вернулась в норму.

Но на экране теперь было видно, что за спиной Лады в кресле сидит кто-то ещё. В длинной чёрной одежде, с выпрямленной спиной. Он не двигался. Его лицо было скрыто.

А Лада просто продолжала петь.

И ещё никто не знал, что с этого момента они начали возвращаться.
Патрульная камера мигнула ещё дважды. На экране — та же картина: Лада, тихо напевающая свою мрачную песню, и… за её спиной фигура. Сначала дежурный подумал, что это сбой изображения. Он протёр экран. Нет, она всё ещё там. Тёмная, почти размытая. Но присутствие ощущалось даже через объектив. Она не шевелилась. Не моргала. Просто… была.

Дежурный встал и вышел в коридор. Там сидел Артём Павлович, весь в пыли с подвала, с дрожащими руками. Он курил — что давно себе запретил — и смотрел в стену.

— Артём, у нас… с Ладой что-то странное. Камера… — дежурный замялся, — в общем, лучше тебе самому посмотреть.

⸻

Когда Артём зашёл в комнату наблюдения и увидел запись, у него внутри всё сжалось. Он вспомнил, как мать рассказывала ему в детстве:

“Если ночью кто-то стоит у тебя за спиной — не оборачивайся. Иначе он заберёт не тело, а тень.”

Тогда это казалось сказкой. А теперь…

— Это может быть просто наложение кадров. Или отражение… — начал дежурный.

— Это не отражение, — перебил Артём. — Я видел нечто похожее… в подвале.

— В смысле?

— Оно дышит. Но не телом. Оно дышит внутри тебя. Оно говорит тем голосом, который ты сам себе запрещаешь слышать.

⸻

В это время Лада перестала петь. Она просто сидела, глядя в зеркало, в которое обычно смотрят задержанные. Но на стекле появилось что-то, чего быть не могло: запотевший след руки… с обратной стороны. Пятерня — маленькая, но с длинными пальцами. Будто бы кто-то другой сидел напротив. Она улыбнулась. Не в зеркало — кому-то позади стекла.

В помещение снова вошла психолог Татьяна Львовна. Она уже выпила две таблетки валерьянки и пыталась сохранить самообладание.

— Лада, ты хочешь домой?

— Дом… — девочка задумалась. — А где он? Тот, старый, где стены слушают, — он умер. Новый я ещё не построила.

— Где ты хочешь быть?

— Там, где никто не орёт. Где слышно только их.

— Эти голоса… ты их слышишь прямо сейчас?

Лада медленно кивнула.

— Один из них стоит за вами.

Психолог резко обернулась. Конечно, никого не было. Только тишина и бледная стена. Но холод пробежал по спине, словно кто-то незримо коснулся плеча. Татьяна поспешила выйти.

⸻

Тем временем в доме, где Лада раньше жила, начались странности. Соседи стали жаловаться: по ночам из подвала раздавались звуки — шорох, скрип, тихие шаги. Пёс во дворе напротив лаял каждую ночь ровно в 3:12. Однажды утром его нашли мёртвым. Без следов насилия, просто… с застывшими в ужасе глазами.

Следователь по особо странным делам, Марк Игнатьевич, приехал на место и лично спустился в подвал. Там его ждала та же сцена, что и Артёма — круг, знаки, запах сырости и чего-то старого, могильного.

Но на этот раз в углу лежал конверт. Чёрный, без маркировки. Внутри — детский рисунок. На нём — дом, подвал, и фигура в круге. Рядом с ней — человечек с погонами. Подпись внизу: “Он вернётся”.

Марк вышел с бледным лицом. Он не верил в мистику. Но он чувствовал: это уже не психиатрия. Это — что-то древнее. Что-то, что жило здесь задолго до того, как люди начали строить дома.

⸻

В участке Артём не мог уснуть. Он листал досье, просматривал старые случаи. И вдруг наткнулся на архивную заметку: 1954 год, район Рябиновый. Найдена девочка — утверждала, что “голоса велели ей уйти”. Указала на тот же дом.

Фамилия девочки: Л. Руднева. Возраст: 6 лет.

Он посмотрел на дату. Девочке было бы уже за 70. Но фотографии… фотокарточка в досье… лицо почти то же, что у Лады. Только прическа другая. И глаза чуть мягче. Но контур — тот же.

Артём почувствовал, как под ногами будто провалился пол. Он резко встал, вышел из кабинета и пошёл к комнате, где держали Ладу.

Она спала. Или делала вид. Но когда он подошёл к стеклу, она открыла глаза. Прямо смотрела ему в душу.

— Ты нашёл её? — спросила она. — Рудневу?

— Кто ты такая?

Она улыбнулась. Вновь, спокойно, страшно.

— Я — та, кого вы забыли. Та, кто была до. И кто будет после.

Он не успел спросить ничего ещё. Свет в участке мигнул. И на секунду всё замерло.

А потом в коридоре послышались шаги. Не чьи-то конкретные. Сразу множество. Словно кто-то… пришёл.

Из глубины станции, откуда вёл старый выход к складам, тянуло ветром. Но двери были закрыты.

И тогда Лада сказала последнее, перед тем как свет вырубился совсем:

— Они здесь.
Электричество отключилось во всём участке. На несколько секунд наступила абсолютная тишина, будто кто-то выдернул из пространства звук и воздух одновременно. Дежурный, сидевший в комнате наблюдения, схватился за рацию — мёртвая. Ни щелчка, ни помех. Всё будто замерло.

Артём метнулся к двери камеры, где сидела Лада. Но замок не открывался — электрозамок завис.

Изнутри девочка наблюдала за ним, совершенно спокойная, как будто всё происходящее не касалось её вовсе.

— Артём… ты ведь не уйдёшь? — прошептала она сквозь стекло.

— Что происходит, чёрт возьми? Кто вы такие?

Она посмотрела за его спину.

— Они рядом. Им нужно, чтобы ты остался. Ты ведь тоже “слышал” раньше, просто решил забыть.

Он вздрогнул. С детства ему снился один и тот же кошмар — длинный коридор, и в его конце силуэты, зовущие его по имени. Мать тогда отвела его к священнику, и тот сказал:

“Сын твой слышит то, что слышать не должен. Надо закрыть двери.”

Но, может быть… двери никогда не были закрыты?

⸻

Тем временем в подвале дома на Рябиновой улице два оперативника вошли внутрь, чтобы провести повторный осмотр. Один из них — молодой капитан, второй — опытный следователь с двадцатилетним стажем.

— Пахнет… чем-то тухлым. Как будто гниёт дерево, — пробормотал младший, светя фонариком.

— Держись рядом. Тут и днём неуютно, а ночью — вообще как в гробнице, — отозвался старший.

Когда они подошли к кругу, на полу уже не было мела. Всё было перерисовано… кровью. Причём свежей. А в центре лежал новый предмет — старая кукла без лица, завернутая в детскую ночную рубашку. И в ней билось слабое тепло. Как будто кто-то только что держал её в руках.

Младший наклонился, чтобы осмотреть куклу. В этот момент он услышал за спиной голос:

— Не трогай её.

Обернулся. Пусто.

— Ты сказал что-то? — крикнул он напарнику.

— Нет… — но его голос был уже с другого конца подвала.

— Подожди… а кто только что… — но он не договорил. Потому что свет фонарика погас, и тьма накрыла его с головой.

⸻

В участке резервное освещение наконец сработало — красные лампы зажглись вдоль потолка. В полумраке Артём побежал в серверную, вручную отключить замок на камере. Он открыл панель и начал вбивать команду на терминале.

Но в отражении стекла он снова увидел её. Ту самую фигуру — в тени, без лица. Она не приближалась. Просто… смотрела. И он почувствовал, что если он сейчас отведёт взгляд, она будет ближе. Он заставил себя закончить ввод, открыл замок, и метнулся обратно к Ладе.

Дверь камеры открылась с щелчком.

Лада сидела всё так же — тихо, неподвижно. Но теперь она держала в руках… куклу. Ту самую, что только что была в подвале.

— Как она у тебя оказалась?

— Она всегда была со мной, — ответила девочка, — просто ты не смотрел. Люди часто не смотрят. Или не хотят видеть.

— Кто ты? Не ври — ты не шестилетняя девочка. Ты… нечто другое.

— Я — то, что оставляют за спиной. То, что забывают, когда взрослеют. Но мы возвращаемся. Когда место созреет. Этот город — созрел.

Артём дрожал. Он понимал, что перед ним не ребёнок. Но стрелять — бессмысленно. Убегать — некуда. Он сделал шаг назад.

— Почему именно я?

— Потому что ты помнишь. Даже если отрицаешь. Ты говорил с нами, когда был ребёнком. Ты нас звал. Ты знал, что однажды мы придём.

— Что будет дальше?

Лада встала, шагнула к нему. Не агрессивно. Почти по-дружески.

— Теперь ты должен решить. Сопротивляться… или остаться.

— Остаться где?

Она взяла его за руку. Кожа холодная, как лёд, но пульс у него внутри будто слился с её ритмом.

— Там, где не болит. Где никто не врёт. Где шёпот — правда.

⸻

На улице за окном участка зазвучала сирена. Подъехали машины. Люди в форме начали выносить оборудование. Кто-то из оперативников прокричал:

— Мы нашли второго! В подвале. Жив, но в коме. Что-то странное с глазами — они… чёрные. Полностью.

Но Артём уже не слышал. Он стоял в тишине, в коридоре, где всё погрузилось в другой ритм. Девочка — или не девочка — повела его за собой. Вниз, в подвал участка, где тоже был круг. Старый. Затёртый временем. Но всё ещё активный.

И на стене — выцарапанное имя. Его имя. АРТЁМ.

И надпись под ним: “Ты уже с нами”.
Подвал был тёмным, как чрево земли. Ни одной лампы, ни одного окна. Только шорох старых труб и шаги — сухие, гулкие, чужие.

Артём стоял на краю круга. Лада держала его за руку, не отпуская. Рядом на стене — имя, выцарапанное чем-то острым: АРТЁМ. Ниже надпись: Ты уже с нами.

— Это твой выбор, — сказала она. — Или мы тебя заберём.

Он пытался вырваться, но не мог. Руки онемели. Тело словно погрузилось в ватную воду. Лада — нет, уже не Лада — смотрела на него чёрными, бездонными глазами.

— Ты помнишь, как в детстве ты стоял у окна и слышал их голоса?

— Нет…

— Ты врал себе. Ты слушал. Ты звал нас.

Из теней вынырнули фигуры. Длинные, прозрачные, как дым. Их лица — пустые. Рты — вытянутые, в безмолвном крике. Но звука не было. Только ощущение крика. Как будто душу выжимали тряпкой.

— Почему я?

— Потому что ты последний, кто ещё слышит. Остальные забыли. Ты сохранил дверь. Она всегда была в тебе.

Он почувствовал, как сердце бьётся всё медленнее. Его ноги подкашивались. Лицо покрывалось холодным потом. Казалось, что мир начал выдыхаться. Цвета исчезали. Всё становилось серым.

Но в этот момент… он услышал голос. Женский. Тёплый, живой.

— Артём!

Он дёрнулся.

— Артём, очнись! Ты слышишь меня?

Голос был не из подвала. Он — снаружи. Сквозь толщу бетона. Как будто кто-то звал его из реального мира.

Он с усилием оторвался от взгляда Лады. Взглянул вверх — на потолок. Словно там был свет. Словно там… он ещё мог быть собой.

И тогда он вспомнил.

Отец, который ушёл из семьи, когда ему было шесть. Мать, сгоревшая от депрессии. Его одиночество. И… голос. Который утешал. Всю жизнь. Невидимый друг? Или проводник?

Он вспомнил, как однажды ночью стоял на балконе и произнёс:
— Я не хочу быть один.
А в ответ — шёпот:
— Тогда будь с нами.

Он выбрал их. Тогда. Ребёнком.

Но сейчас… он мог выбрать заново.

— Я НЕ С ВАМИ! — закричал он, срываясь.

С криком, который эхом ударил по каменным стенам подвала, он вырвал руку из ледяного захвата. Шагнул назад — за предел круга. Всё исчезло. Тени вздрогнули, как вода, в которую бросили камень. Лада дернулась:

— НЕЛЬЗЯ! ТЫ УЖЕ…

Но её голос оборвался. Она исчезла. Растворилась, будто её не было.

Артём рухнул на пол, захлебнулся воздухом. Свет ударил в глаза — включилось освещение. В помещение ворвались сотрудники, с криками, с рациями, с фонарями.

— Артём! Ты где был?! Мы тебя искали уже два часа!

Он молчал. Он просто лежал, сжимая кулак. В нём была ниточка — от детской ночной рубашки.

⸻

Позже, в больничной палате, он смотрел в потолок. Врачи говорили, что у него нервный срыв, галлюцинации. Коллеги — что он запутался. Но он знал: всё было реальным.

Лада исчезла. Её досье удалилось из системы. Дом, где она жила, сгорел той же ночью. Причина пожара — “короткое замыкание”, хотя электрики утверждали, что электричества там не было уже 15 лет.

В архивах больше не было записей о похожих случаях. Будто кто-то вымел их щёткой времени. Только Артём помнил. Только он знал.

⸻

Через месяц он уехал. Забросил форму. Осел в глуши, возле озера. Писал странные записи, рисовал круги в блокнотах. Люди сторонились его, но не трогали. Он был… как будто на грани. Не здесь, не там.

И только ночью, когда лес затихал, он выходил к воде и шептал:

— Я знаю, вы рядом. Но я сделал выбор.

Ответа не было.

Но тень от деревьев на воде иногда колыхалась, будто кто-то всё же слушал.

⸻

И последняя запись в его дневнике гласила:

“Они не исчезают. Они ждут. Просто теперь я не боюсь.
Потому что дверь — всё ещё во мне.
Но теперь я — её хранитель.”

Конец.