Сразу после прощания с погибшей супругой Николай привёл в дом новую женщину.

Сразу после прощания с погибшей супругой Николай привёл в дом новую женщину.

— Знакомься, это Лина. Теперь она будет жить с нами, — сказал он своему шестнадцатилетнему сыну, Максиму.

Парень посмотрел на отца так, будто тот сошёл с ума.

— Ты серьёзно сейчас? Мама едва остыла в земле, а ты уже притащил какую-то… Как ты вообще смеешь говорить мне это?

— Макс, ты не понимаешь. Я не хотел так быстро… Просто всё произошло само собой. Мы были вместе ещё до…

— До того, как она умерла? Или до того, как ты заказал её смерть?! Слишком вовремя ты освободил место, папаша.

— Ты переходишь границы, — повысил голос Николай. — Полиция нашла виновного. Убийца — это не я. И не Лина. Прими это.

— А я выясню, кто на самом деле стоял за этим. Закончу школу, поступлю на криминалистику — и ты мне всё расскажешь, хочешь ты того или нет.

— Ты ослеплён злостью, — Николай устало провёл рукой по лицу. — Я тоже скучаю по твоей матери. Но время идёт, Макс. Мы не можем жить только прошлым. С Линой мы вместе уже год. И она — часть моей жизни.

— Она чужая. И никогда не станет частью моей. Пусть живёт где угодно, только не здесь. Это дом моей матери.

— Придётся привыкнуть, — твёрдо сказал отец. — Иди в свою комнату. Я не намерен всё обсуждать с подростком.

Максим знал: с этим разговором покончено. Он развернулся и ушёл, стиснув зубы.

Позже, когда в доме стало тихо, Лина вышла из кухни с бокалом белого вина и села в кресло.

— Я же говорила тебе: рано. Он ненавидит меня. Зачем было всё усложнять?

— Не бойся, он привыкнет. Рано или поздно. Ты не просто моя женщина — ты часть новой семьи.

Лина ничего не ответила. Она и сама не верила в это “семья”. Ей некуда было идти — с родителями поссорилась давно, подруги все разлетелись. Москва стала её шансом. И Николай — её якорем. Они познакомились через агентство сопровождения на ужине у богатого застройщика. Она пришла туда под чужим именем, в платье, одолженном у подруги, с причёской из салона, сделанной в долг.

А он — вдовец, инженер, обеспеченный, с усталым взглядом и тоской в голосе. Его не нужно было соблазнять — он сам искал, за что ухватиться в этом холодном городе. Лина была красивой, послушной, внимательной. Этого оказалось достаточно.

Максим же видел в ней чужую. Он не разговаривал с ней, не смотрел в глаза, не здоровался. Иногда специально хлопал дверью, чтобы показать своё отношение.

Прошли годы. Лина всё больше чувствовала одиночество. Николай часто уезжал — работа, командировки, деловые встречи. Она оставалась одна. Максим вырос — он стал выше, крепче, мужественнее. Чёрты лица — словно с фотографии отца в молодости, но с чем-то своим, хищным.

Ей было не по себе от того, как он смотрел на неё — с презрением и напряжением, будто ждал, когда она оступится.

И всё чаще она думала о ребёнке. Своём. Не приёмном. Чтобы наконец почувствовать себя настоящей матерью, а не чужим предметом интерьера.

— У нас всё получится, — говорил Николай. — Просто нужно время. Мы оба здоровы.

Но Лина не верила во “время”. Она чувствовала, что оно — её враг. Каждый новый день — шаг к краю. Ей не хватало гарантий. Она делилась с Верой — подругой из прошлого.

— Ну, раз уж Николай не может, — сказала Вера, не моргнув, — найди кого-то другого. Хоть от охранника, лишь бы ребёнок был. А лучше — от кого-то симпатичного и молодого. Например, от Ильи — моего массажиста. Он без ума от тебя, между прочим.

Лина лишь усмехнулась. В голове у неё уже давно был другой план.

Максим. Этот мальчик, ставший мужчиной.

Теперь он был уже почти взрослым. Самостоятельным, молчаливым, с каким-то внутренним огнём, который Лина чувствовала, даже не глядя на него. В этом доме они жили как соседи, но каждый шаг, каждый взгляд — как будто говорили больше слов.

Однажды Николай позвонил из машины — срочная встреча на выезде, не вернётся до утра.

Максим вернулся поздно. Он молча прошёл наверх и скрылся в своей комнате. Лина поднялась следом. Переоделась — надела лёгкий полупрозрачный халат, который не носила уже давно. Посмотрела в зеркало. Сделала шаг в коридор.

Из-за приоткрытой двери ванной слышалась вода. Максим стоял под душем.

Лина остановилась на мгновение. Затем решительно открыла дверь.

Она вошла и, не произнеся ни слова, подошла к нему сзади. Осторожно коснулась плеча. Её пальцы скользнули по его телу, будто проверяя — правда ли это всё, или только её воображение…
Он резко обернулся. Вода стекала по его лицу, грудной клетке, по напряжённым плечам. В его взгляде не было страха. Только холодное, почти механическое удивление — как будто он ожидал чего-то подобного, но до последнего не верил, что это случится.

— Что ты делаешь? — голос его был спокойным, глухим, почти без эмоций.

Лина не сразу ответила. Она стояла перед ним, опустив глаза, будто не могла выдержать силу его взгляда. Вода в душе шумела, как будто стараясь заглушить тишину между ними.

— Я… — выдохнула она. — Просто хотела поговорить.

— Голой? — он наклонил голову вбок. — Или ты так разговариваешь теперь с каждым?

Лина резко подняла глаза. Внутри неё что-то оборвалось. Она ожидала чего угодно: отвращения, крика, даже удара — но только не равнодушия. Этот парень был ещё ребёнком, когда она вошла в его дом. А теперь — уже мужчина. И мужчина, глядящий на неё как на пустоту, вызывал в ней отчаянное раздражение.

— Ты не понимаешь, — сказала она тихо. — Я устала быть чужой в этом доме. Твой отец живёт своей жизнью. Я — своей. А ты… ты смотришь на меня как на врага. Почему? Я пыталась. Реально пыталась стать частью этой семьи. Но вас двоих будто бы связывает молчаливый заговор — я всегда лишняя.

Максим молча выключил душ. Капли воды стекали по его телу, когда он вышел из кабины и обмотал полотенце вокруг бёдер. Прошёл мимо неё, будто её и не было.

— Ты ничего не пыталась, — бросил он, открывая дверь в спальню. — Ты просто жила, как квартирантка, которая ждёт, когда её зарегистрируют.

— А ты? Ты хоть раз сказал что-то хорошее? Хоть раз поблагодарил? Я готовила тебе, заботилась… ты даже “доброе утро” не мог выдавить.

Максим повернулся. В его глазах мелькнуло что-то большее — не злость, не гнев… усталость. Та, что рождается не за дни и недели, а за годы. Он смотрел на неё, и в этом взгляде было столько боли, сколько не выскажешь словами.

— Я не просил тебя сюда приходить. Ты пришла, когда моя мама ещё не успела исчезнуть из снов. А теперь ты стоишь в прозрачном халате и лепечешь про одиночество? Серьёзно?

— Потому что я живая! — выкрикнула она, и в этом крике был надрыв. — Я не призрак твоей матери, не памятник на кладбище. Я женщина. Я хочу жить, чувствовать, любить…

— Не здесь, — отчеканил он. — Не со мной.

Лина пошатнулась. Впервые за долгое время она почувствовала, что не контролирует ничего. Ни ситуацию. Ни себя. Ни свои мысли.

Максим шагнул к ней ближе, почти вплотную. Его взгляд впился в её глаза, дыхание было горячим, но спокойным.

— Если ты думаешь, что сможешь манипулировать мной так же, как и моим отцом — ты ошибаешься. Я не тот наивный мальчишка, который верит глазам и платьям. Я вижу тебя настоящую. И знаешь что? Ты мне противна.

Он развернулся и ушёл в свою комнату, громко захлопнув за собой дверь.

Лина осталась одна в ванной, среди пара, влажных капель и оглушающей тишины. В голове гудело. Сердце стучало где-то в горле. Её руки дрожали.

Она опустилась на пол и закрыла лицо руками. Не было ни слёз, ни крика. Только тишина и ощущение, что всё рушится. Её мир — хрупкий, выстроенный на компромиссах, ожиданиях и мелкой лжи — рассыпался в прах.

Минуты текли. Потом — часы. Николай не звонил. Максим не выходил. Дом стоял, как мраморная глыба: холодный, немой, неподвижный.

Лина поднялась только под утро. Сделала кофе. Села за кухонный стол, как всегда — на краешек стула, будто боялась занять слишком много пространства в этом доме.

Она смотрела в окно. Снаружи серело. На стекле медленно стекала капля дождя. И вдруг ей показалось, что она больше не чувствует страха. Только странную ясность. Не он — не Максим — решает её судьбу. И не Николай.

Теперь она сама будет писать эту историю.
Николай вернулся только на следующий вечер. Он был уставшим, небритым, с тяжёлым взглядом человека, которому в жизни не оставили ни одного тёплого угла. На Лину он почти не смотрел. А когда всё же встретился с ней взглядом — отвёл глаза.

Максим вёл себя как всегда. Молча. Ровно. Почти вежливо. Он вставал рано, уходил по делам, возвращался поздно. Ни одного резкого слова. Ни упрёка. Ни намёка на случившееся.

Это сводило Лину с ума.

Она ожидала всего: взрыва, разоблачения, грома с неба, но… ничего не происходило. В доме было тихо. Слишком тихо. И эта тишина мучила её хуже, чем самые громкие обвинения.

На четвёртый день она не выдержала.

— Ты не хочешь со мной поговорить? — спросила она Николая, когда он читал в кресле отчёт с планшета.

— О чём?

— О нас. Обо всём.

Он отложил устройство. Взгляд у него был уставший, затуманенный.

— Если ты про Макса — я не знаю, что с ним. Он как будто закрылся. Я думал, он вырос… но, кажется, я ошибся.

— Нет. Я не про Макса, — медленно сказала она. — Я про то, что происходит между нами.

Он нахмурился. Смотрел на неё долго. А потом вдруг заговорил глухо:

— Ты не замечаешь, что в этом доме всё давно перестало быть настоящим? Я прихожу — ты молчишь. Я ухожу — ты даже не интересуешься, куда. Мы живём как соседи. Или хуже — как чужие на одной лестничной площадке.

Лина сжала подлокотник кресла.

— Я пыталась…

— А я устал, Лина. Я устал быть твоим проектом. Устал думать, что ты всё ещё со мной не из-за страха остаться одна.

— Это неправда.

— Правда, — перебил он. — Ты не любишь меня. И никогда не любила. Я не дурак.

Она отвернулась, потому что в этот момент не смогла смотреть ему в глаза. То, что он говорил, было не ударом — скорее вскрытием раны, которая давно гноилась под кожей. Он просто снял повязку.

— Ты знала, что он… — начал Николай и тут же остановился.

Лина напряглась.

— Что он?

— Макс. Он сказал мне… кое-что.

— Что?

— Он видел, как ты заходила в его ванную. Тогда, когда я был в командировке.

Лина побледнела. Сердце застучало в висках.

— Он… он сказал тебе?

— Сказал. Только одну фразу. «Если она тебе дорога, убери её подальше от меня. Пока не поздно».

Она не знала, как дышать. Всё внутри съёжилось, как от холода.

— Я не хотела… это не было… — она захлебнулась.

— Не оправдывайся. Я знаю. Я видел, Лина. Давно уже. Ты не с ним флиртовала. Ты с собой играла. С возможностью. С властью.

Он встал. Медленно. Тяжело. Как старик.

— Я не подаю на развод. Не хочу скандала. Но тебе лучше уехать. Куда угодно. Хочешь — в Воронеж. Хочешь — в Париж. Я переведу тебе деньги.

— Ты выгоняешь меня?

— Нет. Я просто прошу. По-хорошему. Пока ещё можно по-хорошему.

Она стояла, не двигаясь. В горле стоял ком.

В дверь постучали. С улицы.

Они оба замерли.

— Ты ждёшь кого-то? — спросил Николай.

— Нет.

Он пошёл к двери. Открыл.

На пороге стоял мужчина. Высокий, спортивный, с тонкой чёрной бородкой и дорогой курткой.

— Добрый вечер. Простите, вы — Николай Сергеевич?

— Да.

— Я из прокуратуры. Хотел бы поговорить. Вопрос касается дела вашей покойной супруги. Новые материалы.

Лина почувствовала, как внутри всё рухнуло.

Она поняла: это ещё не конец.

Это только начало расплаты.
Гостиная была залита приглушённым светом. За окном моросил дождь, стекло дышало прохладой, а в комнате повисла тишина — тяжёлая, вязкая, будто воздух сгустился.

Мужчина с порога представился:

— Старший следователь Синицын. Простите за поздний визит, но дело касается гибели вашей жены, Екатерины Николаевны. Появились новые факты.

— Проходите, — Николай отступил в сторону.

Лина замерла в полутьме, так и не осмелившись сделать шаг. Она чувствовала, как в ней поднимается страх — тот самый, глубокий, животный, который не объяснишь и не остановишь. Она знала: сейчас всё может рухнуть. Окончательно.

— Мы провели повторный анализ данных. Поверьте, не по собственной инициативе — добился этого один упёртый студент-юрист, устроивший целую кампанию, — проговорил Синицын, проходя в гостиную. — Его зовут Максим Николаевич. Ваш сын?

— Да… — выдавил Николай. — Мой сын.

— Он настоял на повторной проверке связи между вашей женой и застройщиком ГК “Градострой”, где вы работаете. И, надо признать, кое-что действительно не сходится.

Лина села, почти беззвучно, на край дивана. Она не понимала, куда ведёт этот разговор. Николай тоже молчал.

— В материалах дела говорится, что Екатерина погибла в результате несчастного случая: автомобиль сбил её возле дачного посёлка. Но оказалось, что с камер наблюдения удалили часть видеозаписей. Это делал сотрудник вашей компании — не напрямую, но по приказу. Его уже допросили.

Николай побледнел.

— Вы хотите сказать, что её… убили?

— Возможно. Но главное не это, — Синицын открыл планшет и показал фотографию. — Видите эту женщину? Это ваша нынешняя жена?

На экране была Лина. Моложе. В вечернем платье, с тем же взглядом. Фото явно сделано на закрытой вечеринке.

— Да, — кивнул Николай, голос его дрогнул.

— Эта фотография сделана за два месяца до смерти Екатерины Николаевны. В тот вечер в загородном клубе, где собрались представители вашей компании и члены теневого фонда, через который “Градострой” отмывал средства. По информации, которая всплыла только сейчас, женщина с фото представлена там была как “новая кандидатка”.

Николай посмотрел на Лину. Его взгляд был ледяным.

— Ты была там?

Она не ответила.

— Я задам вам прямой вопрос, — продолжил следователь. — Вы знали Лину до гибели вашей жены?

— Нет, — проговорил Николай, не отводя взгляда от Лины. — Я думал, что нет.

Синицын кивнул. Его лицо осталось спокойным, почти усталым.

— Мы продолжим расследование. Возможно, потребуются ещё показания. Спасибо, что приняли. До свидания.

Он ушёл, оставив за собой пустоту, словно выдернул из пространства последний кислород.

После его ухода наступила та самая, абсолютная тишина. Ни слов. Ни движений.

Николай налил себе виски. Выпил залпом. Потом медленно сел напротив Лины.

— Ты знала. Ты знала, с кем знакомишься. Ты знала, кто я.

Она сидела, молча, ссутулившись. Её руки дрожали.

— Ты была с ними, — продолжил он. — С теми, кто хотел убрать Катю. Почему? Им надо было что? Угроза? Она мешала? Ты зачем пришла ко мне? Кто тебя послал?

— Я… я не хотела этого, — прошептала Лина. — Меня втянули. Сказали, просто познакомиться… Обольстить, если выйдет. Потом отстать. Но ты… ты оказался не таким. Ты был добрым. Раненым. Мне стало жаль тебя. Я…

— Ты не жалеешь. Ты просто боишься, — сказал он жёстко. — Тебя поймали. Вот и всё.

Он встал.

— Я выгоню тебя. Официально. Через суд. Ты получишь деньги. Но забудешь моё имя. И забудешь, что знала моего сына.

Лина вскочила.

— А если я беременна?

Его глаза не дрогнули.

— Это не мой ребёнок. Это твоя последняя карта, и она порвана.

Она осталась одна в гостиной, с застывшим лицом и пустым взглядом.

А через несколько часов, ближе к рассвету, дверь квартиры снова открылась.

Максим стоял в коридоре. Мокрый от дождя. С серьёзным, взрослым лицом.

Лина хотела что-то сказать, но он лишь бросил:

— Ты проиграла. Теперь ты часть прошлого. Молчаливого, грязного, предательского. Забудь нас. Мы — это новое начало. Без тебя.

Он закрыл за собой дверь.

А она осталась в квартире, которую уже нельзя было назвать домом. В городе, где не осталось ни одного взгляда, что не помнит её лжи.

Она встала, вышла на балкон и посмотрела вниз.

Там, внизу, медленно расцветал новый день.

⸻

Конец.