история

Лето 1999 года в небольшом городке Нежино на границе с Полесьем было жарким и душным.

Лето 1999 года в небольшом городке Нежино на границе с Полесьем было жарким и душным. В лицее №14, расположенном на окраине, заканчивался последний звонок. 26 выпускников и трое преподавателей ждали этой даты, как спасения: их прощальная поездка в национальный природный бор «Бельчевский», богатый озёрами, древними соснами и легендами, должна была стать венцом школьной жизни. Жёлтый ПАЗик, позванивающий дверцами и украшенный воздушными шарами, отправился в путь ранним утром 4 июня. Никто тогда не знал, что автобус в этот день станет последним местом, где их видели живыми.

Шли годы. Ни машина, ни её пассажиры так и не были найдены. Лишь безмолвие густого леса, пронизанного мифами и страхами, хранило следы той трагедии. Сначала местные жители устраивали поиски, к которым подключались спасатели, лесники, даже экстрасенсы — но всё тщетно. Родители теряли надежду, следствие буксовало, и спустя несколько лет дело заморозили. А спустя два десятилетия исчезновение автобуса стало почти легендой — пугающей, как сказка у костра.

Но в июле 2021 года что-то изменилось.

Бродячий фотограф из Минска по имени Валерий Сербин, занимавшийся съёмкой заброшенных территорий, случайно набрёл на прогнивший остов транспорта, наполовину поглощённый мхом и кустами. Он находился в глухом участке заповедника, где, казалось, не ступала нога человека. Машина была почти цела: облупившаяся жёлтая краска, выбитые окна, перекошенные двери. Внутри — рюкзаки, учебники, дневники, обрывки писем, пожелтевшие фото. Всё лежало, будто оставленное в спешке, но аккуратно, как музейная экспозиция.

Но страшнее всего было не это. Среди остатков, погребённых под гнилыми сиденьями, валялись человеческие кости — подростковые, судя по одежде и вещам. Следственная группа, прибывшая из Чернигова, подтвердила: останки принадлежали пропавшим ребятам. Но важная деталь не сходилась. Не хватало одной — Дарьи Рутковской. Её вещи были на месте: тетрадь с рисунками странных символов, мешочек с камнями, дневник, полный обрывистых фраз и набросков жутких ритуалов.

Это открытие породило больше вопросов, чем дало ответов.

Как автобус оказался в труднодоступной зоне, если туда нет ни одной дороги? Почему внутри всё выглядело так, будто никто не покидал транспорт в панике? И кто поддерживал порядок в течение 22 лет, будто нарочно готовил сцену для «нахождения»?

Местная пресса раздула новость до масштабов национальной сенсации. В Нежино началась новая волна слухов: одни утверждали, что дети стали жертвами секты, другие — что это было правительственное прикрытие, третьи и вовсе шептали про древнее проклятие Бельчевского бора.

Но самым шокирующим стало то, что спустя три недели после обнаружения автобуса, в городское отделение полиции пришёл человек. Его лицо было истощено, кожа — словно пергамент, глаза — ввалившиеся, взгляд — потерянный. Он представился как… Артём Колосов. Один из тех самых выпускников, официально признанный погибшим.

— Я… я только выбрался… не знаю, сколько времени прошло, — прошептал он охрипшим голосом.

Офицеры сначала подумали, что перед ними сумасшедший. Но тесты ДНК, проведённые уже на следующий день, подтвердили невероятное: это действительно был Артём, пропавший в 1999 году. Ему было 17 — и он не постарел ни на день.

Дальнейшие события напоминали эпизод из фильма ужасов. Артёма поместили под охрану, с ним работали следователи, психологи, криминалисты. Но он не мог — или не хотел — рассказать, что произошло. Всё, что удавалось выудить из его обрывков, вызывало дрожь:

— Мы не доехали. Даша сказала, что она знает другой путь. Лес открылся сам… Мы вошли… и всё стало другим. Там был Часовой. Он считал время. Он ждал, пока мы забудем, кто мы есть…

Имя Дарьи Рутковской всё чаще всплывало в его рассказах. По словам Артёма, она была одержима древними книгами, изучала языки, собирала легенды. Говорят, что её бабушка жила у лесной опушки и водила к себе «особенных» детей, чтобы читать им про двери, которых нет. Некоторые утверждали, что Дарья ещё до поездки говорила друзьям: «Мы не просто едем в лес. Мы идём к началу».

Расследование продолжалось. Поиски тела Дарьи результатов не дали. Лишь в глубине леса, почти в километре от автобуса, следователи нашли круг из камней с выжженными символами внутри. Среди обломков — подвеска с инициалами Д.Р.

Прошло уже больше месяца с момента появления Артёма. Он больше не говорит. Только сидит у окна и рисует. Каждый день — один и тот же образ: древнее дерево с пустотой в стволе, из которой выглядывает фигура в капюшоне. В его рисунках всегда 26 теней — и одна яркая фигура с длинными волосами и пустыми глазами.

Между тем, лес снова затих. Полиция свернула активную фазу поисков. Дело не закрыто, но многие чувствуют: правда уже слишком близко к тому, чего не стоит знать. Бельчевский бор снова поглощает свои тайны, а над Нежино повисла тревожная тишина.

Некоторые родители, так и не похоронившие детей, ездят к месту находки автобуса. Оставляют там записки, игрушки, ленты. Говорят, что иногда слышат отголоски песен, смех, шаги на траве.

Но есть и такие, кто утверждает: лес ещё не отпустил всех. А значит — всё ещё впереди.
Исчезновение в Бельчевском бору (продолжение)

Первые недели после появления Артёма Колосова превратили Нежино в настоящий центр паломничества журналистов, блогеров, уфологов и просто любопытных. Каждый хотел первым рассказать миру, «что же на самом деле произошло в 1999 году». Но чем больше задавали вопросов, тем глубже становилась тьма вокруг истории.

Сотрудники следственной группы из Киева установили наблюдение за Артёмом. Его поселили в специальное учреждение за пределами города — бывшую санаторную базу, переоборудованную под изолированный центр. Там, за колючей проволокой и под круглосуточным видеонаблюдением, юноша, не изменившийся ни телесно, ни эмоционально за 22 года, продолжал молчать. Он будто бы застрял между мирами, не принадлежал ни прошлому, ни настоящему.

Единственным, с кем он изредка разговаривал, была доктор Ольга Вербицкая, психиатр с 30-летним стажем. В её дневниках, которые позже утекли в интернет, были зафиксированы ужасающие обрывки монологов:

«…Даша говорила, что календарь закончится не на дате, а на звуке…»

«…Он говорил: “Вы — искры. Ещё не пламя, но уже не тьма”…»

«…Мы ели ягоды, которые светились ночью. Потом исчезли тени…»

«…Она привела нас в кольцо. Мы смеялись, пока не пришла тишина…»

Ольга была поражена тем, с какой последовательностью Артём описывал структуры, которых не мог знать — древние геометрические формы, эзотерические символы, термины из шумерской мифологии. Некоторые страницы дневников были отправлены в Академию наук, где их анализом занялись лингвисты и культурологи.

Но самое страшное произошло через 47 дней после его возвращения.

Поздно ночью камеры в его комнате начали зафиксировали аномалии: помехи, резкие перепады температуры, электромагнитные скачки. В это же время Артём впервые за всё время заговорил — громко, отчётливо, на незнакомом языке. Его голос звучал как многоголосие, будто кто-то говорит им через него.

Когда дежурный врач ворвался в комнату, Артём стоял босиком у окна. На его груди кровью была выведена спираль, окружённая 26 точками. А на полу — выложенные из земли и листьев буквы, формировавшие слово: “Порог”.

После этого Артём впал в кому.

События в городе резко ускорились. Местные начали жаловаться на ночные крики, которые доносились с той стороны леса, где был найден автобус. Несколько подростков, решивших «сходить проверить», исчезли на сутки, а вернувшись, не могли вспомнить, где были. У всех — одни и те же сны: огромная женщина без лица, стоящая на болоте и шепчущая что-то на древнем языке.

Тем временем дело Дарьи Рутковской стало приобретать особый характер. Её дневник, ранее считавшийся бредом, был отдан на изучение группе оккультных историков из Львова. Один из них, профессор Ежи Стажевский, заявил:

— Мы не имеем дела с подростковыми фантазиями. Эта девушка имела доступ к материалам, утерянным в XIX веке. Её описания «обратной географии» и ритуальных ходов совпадают с фольклором полесских ведьм и картами «неместа».

Была организована экспедиция в лес. На её третьем дне, у высохшего озера, участники нашли капсулу, погружённую в землю. Внутри — обугленный череп, завёрнутый в рубашку с инициалами Д.Р. Рядом — медальон с выгравированным изображением дерева и глазом в центре ствола.

С этого момента в дело вмешались военные.

Официально — «для охраны границ и экологического мониторинга». Но местные заметили: в бору установили глушители связи, поставили блокпосты, ввели патрули с оружием. Обычные граждане в ту часть леса больше не попадали.

Ольга Вербицкая продолжала навещать Артёма, даже после его впадения в кому. По её словам, он начал меняться физически: ногти начали чернеть, кожа стала пепельной, волосы — как будто из золы. Но в самые странные моменты — его лицо искажал еле заметный жест страха, будто он слышал, как что-то зовёт его обратно.

— Он не с нами, — писала Ольга в отчёте. — Он где-то между. И, возможно, не один.

За месяц до событий в бору были зафиксированы массовые сбои в сотовой связи, спутниковых данных и даже часы в домах по краю леса начали сбиваться. Люди жаловались на дежа-вю, тревожные сны, ощущение, будто за ними кто-то наблюдает.

Один старик, бывший егерь, пришёл в редакцию местной газеты и сказал:

— Это не они пропали. Это мы — забыли, что они остались. Там, внутри. Там время другое. Там каждое дерево — глаз. Каждая ветка — язык.

И вот — август.

Архивные материалы, ранее засекреченные, всплыли в сеть. Документы из 1974 года рассказывали о похожем инциденте: в том же районе исчезла группа студентов-этнографов. Их не нашли. Только через 17 лет в лесу обнаружили дневник одной из участниц, где она писала: «Мы думали, что ищем сказки. Но нашли то, что наблюдает за сказками. Оно не хочет, чтобы мы уходили».

Ночь с 17 на 18 августа в Нежино останется в памяти каждого.

На рассвете исчез весь медперсонал центра, где лежал Артём. Видеозаписи оборвались ровно в 03:00, когда одна за другой погасли все камеры. Утром врачи обнаружили пустые палаты, разбитые окна, и над кроватью Артёма — выцарапанное послание:

“Они вернутся, когда вы их забудете.”

С тех пор никто не видел Артёма Колосова. Ни его тело, ни следы не были найдены.

И только лес продолжает молчать.

Но каждый вечер на трассе, ведущей к бору, за поворотом к старому указателю, одинокие путники рассказывают: в сумерках им навстречу идёт парень — в форме выпускника 90-х. Он идёт босиком. Несёт в руках альбом.

А когда он поворачивается, на его лице — не лицо.

Там пустота.
Сентябрь 2021 года начался с тишины, которую невозможно было объяснить. Птицы в окрестностях Бельчевского бора перестали петь. Лоси и кабаны покинули привычные тропы. Старики, живущие у самой кромки леса, начали закрывать окна до заката и читать молитвы, которых никто не слышал со времён войны.

Местные власти молчали. Следствие — формально продолжалось. Военные — исчезли так же быстро, как и появились. Центр, где лежал Артём Колосов, сгорел в начале сентября при «неустановленных обстоятельствах». Свидетелей не осталось. Ни врачей, ни охраны. Даже Ольга Вербицкая, последняя, кто верил, что Артём — не просто человек, исчезла, оставив в пустой квартире лишь свою записную книжку.

На последней странице:
«Она не умерла. Она ждала. Мы были не дети — мы были ключи. А он был дверью.»

Тем временем в архиве одной из киевских библиотек был обнаружен фолиант, напечатанный на дореволюционном украинском языке, под названием: «Про Браму Лісову» — «О Лесных Вратах». В книге говорилось о ритуалах «перевода времени», о местах, где земля «дышит изнутри» и «видит тех, кто смотрит на неё с искренним страхом».

Последние страницы описывали явление, которое, по мнению автора, происходило «раз в столетие», когда дверь между мирами становится «человеком», и через него проходят те, кто забыт.

Текст завершался фразой:
«Имя её — Дарья. Имя его — Тьма. Вместе они — Необратимость».

В ноябре один из подростков, ранее исчезавших в бору на сутки, повесился в сарае за домом. Перед этим он вырезал ножом на стене:
«Я слышу звонок. Нас зовут обратно.»

Психологи, приехавшие из столицы, категорично заявили: «Массовый психоз. Невротическая волна, вызванная коллективной травмой».

Но когда второй мальчик — его друг — пропал бесследно через два дня, мнение изменилось. Камеры в школе, где учился погибший, зафиксировали: в последний раз его видели в спортзале. Он смотрел в угол. Долго. Неподвижно. А потом… исчез. На видео — не было движения. Он просто перестал быть.

Журналисты замолчали. Сначала — из страха. Потом — по приказу.

Нежино снова стало провинцией, о которой никто не говорил. Бельчевский бор — закрыт. Формально — из-за опасности лесных пожаров. Фактически — он исчез с карт. Спутниковые снимки заменены. Все дороги к нему перекрыты бетонными блоками. На них — надпись:

«Нет прохода. Нет возврата. Нет имени.»

Прошёл год.

Отец Дарьи Рутковской, Николай Аркадьевич, вернулся в Нежино. Он уехал после исчезновения дочери, обвинив всех — школу, руководство, даже Бога. Вернулся — старым, согнутым, но с чем-то в глазах, что не исчезло.

Каждый день он шёл к старому мосту через реку Белоус — самой ближней точке к лесу, куда ещё можно было добраться. Садился, ставил фото дочери, и ждал.

Жители говорили: он сошёл с ума.

Но однажды, в сумерках, его видели говорящим с кем-то в тени деревьев. Очевидец утверждал: «Она была высокая. Очень. Как будто не человек, а кукла из веток. Но глаза — точно её. Глаза Дарьи.»

На следующее утро Николай Аркадьевич исчез. На месте, где он сидел, осталась только фотография. На обороте — новая надпись, сделанная тем же почерком, что в дневнике Дарьи:

«Нам больше не больно. Здесь не больно. Но вам — будет.»

Финальные события произошли 3 июня 2022 года — в ночь перед «годовщиной возвращения» Артёма Колосова.

В 03:00 в Нежино отключилось электричество. В течение семи минут не работала ни одна система связи. Камеры наблюдения — замолкли. Серверы — сбились. Автомобили — заглохли.

А потом… из леса вышли они.

Выпускники 1999 года.

В полном составе.

В форме. С рюкзаками. С альбомами. С теми же лицами. С той же улыбкой.

Они шли медленно, по главной улице, не глядя по сторонам. Не разговаривая. Люди, проснувшиеся от скрежета шин и гудения земли, выглядывали в окна — и замирали от ужаса.

Дети не изменились.

Прошло 23 года — но они были всё теми же семнадцатилетними.

Они несли с собой… тишину.

Они шли к школе.

Когда они вошли, двери за ними закрылись сами. Свет вспыхнул. Весь фасад засиял. Кто-то утверждал, что слышал музыку — ту самую, которая играла в автобусе в день их последнего выпускного.

А потом — школа исчезла.

Буквально.

На её месте — голое поле.

Только один клён остался стоять в центре. И на его ветках — 26 лент: красные, синие, жёлтые… и одна — чёрная.

Сегодня на месте школы — ничего. Даже травы. Даже птицы не поют.

Но если подойти к клёну в сумерках и приложить ухо к коре, можно услышать:

песню.

Ту самую.

«Мы уходим, но остаёмся… Мы дети вашего страха… Мы — звонок, который никто не услышал…»

А в библиотеке Нежино, в каталоге книг, появился новый том. Его никто не ставил. Он не числится в инвентаре. На обложке — ни названия, ни автора.

Но если открыть его — там фотографии.

Тех, кто ещё не исчез.

🕯️ Конец?

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *